Роза мира

поставлен  под  открытое небо в разгар буривызывающей

ужас своей грандиозностью и мощью,  почти ослепляющей и в то же

время переполняющей чувством захватывающего блаженства. О такой

полноте жизни,  о самой  возможности  такой  полноты,  личность

раньше не   имела   никакого   представления.  

Синтетически

охватываются единовременно целые эпохи,  целыйесли можно так

выразиться метаисто-рический  космос  этих эпох с великими,

борющимися в нем началами.  Ошибочно было бы предполагать,  что

эти образы имеют непременно зрительную форму.  Нет,  зрительный

элемент включается в них,  как, может быть, и звуковой, но сами

они  так же относятся к этим элементам,  как,  например,  океан

относится  к  водороду,  входящему  в  состав  его  воды.  Дать

представление  об этом переживании крайне трудно за отсутствием

скольконибудь  точных  аналогий  с  чемлибо   другим,   более

известным.

Переживание это оказывает потрясающее действие на весь душевный состав. Содержание его столь превосходит все, что находилось раньше в круге сознания личности, что оно будет много лет питать собою душевный мир пережившего. Оно станет его драгоценнейшим внутренним достоянием.

Такова первая стадия метаисторического познания. Мне кажется допустимым назвать ее метаисторическим озарением'.

Результат озарения продолжает храниться в душевной глубине, храниться не как воспоминание, а как нечто живое и живущее. Оттуда постепенно, годами, поднимаются в круг сознания отдельные образы, идеи, целые концепции, но еще больше остается их в глубине, и переживший знает, что никакая концепция никогда не сможет охватить и исчерпать этого приоткрывшегося ему космоса метаистории. Этито образы и идеи становятся объектом второй стадии процесса.

Вторая стадия не обладает тем моментальным характером, как первая: она представляет собою некоторую цепь состоянийцепь, пронизывающую недели и месяцы и проявляющуюся почти ежедневно. Это есть внутреннее созерцание, напряженное вживание, сосредоточенное вглядываниеиногда радостное, иногда мучительное - в исторические образы, но не замкнутые в самих себе, а воспринимаемые в их слитности со второй, метаисторической реальностью, за ними стоящей. Выражение "вглядываться" я употребляю здесь условно, а под словом "образы" разумею опятьтаки не зрительные представления только, но представления синтетические, включающие зрительный элемент лишь постольку, поскольку созерцаемое может вообще иметь зрительно представимый облик. При этом крайне важно то, что содержанием подобного созерцания бывают в значительной мере и явления иномерных слоев материальности; ясно, что воспринимать их могут не физические органы зрения и слуха, но некоторые другие, имеющиеся в составе нашего существа, но обычно отделенные как бы глухою стеной от зоны дневного сознания. И если первая