Анастасия

каюте, когда ты пригласил меня. Ты был тогда уже болен. Я почувствовала. Ты помнишь веточку?

— Да, — ответил я. — Веточка дей­ствительно долго висела в моей каюте, её видели многие из команды, я привез её в Новосибирск. Но не придавал ей ника­кого значения.

— Ты просто выбросил её.

— Но я ведь не знал...

— Да. Не знал... Выбросил... И не успела мамина веточка болезнь победить. Потом ты лежал в больнице. Когда вернёшься, внимательно посмотри исто­рию своей болезни. В карточке ты уви­дишь, что несмотря на применение самого лучшего лекарства, улучшения не наступало. Но потом тебе ввели масло кедрового ореха. Врач, строго соблю­давший предписанные правила, не дол­жен был этого делать, но он сделал то, чего нет ни в одном вашем медицинском рецептурном справочнике и вообще никогда не делалось. Ты помнишь?

— Да.

— Тебя лечила женщина, заведующая ­отделением одной из лучших клиник вашего города. Но это отделение не связано с твоим заболеванием. Она оста­вила тебя, хотя этажом выше в этом же здании находилось отделение по про­филю твоего заболевания. Так?

— Да!

— Она колола тебе иголки, включая при этом музыку в полутёмной комнате.

Анастасия говорила всё то, что было со мной на самом деле.

— Ты помнишь эту женщину?

— Да. Это была заведующая отде­лением бывшей обкомовской больницы.

И вдруг Анастасия, глядя серьёзно на меня, сказала несколько отрывочных фраз, сразу потрясших меня, даже мурашки по телу пробежали: «Какую вы любите музыку?.. Хорошо... Вот так? Не громко?..». Она говорила эти фразы голо­сом и с интонациями заведующей отделением, которая меня лечила.

— Анастасия! — воскликнул я.

Она прервала меня:

— Слушай дальше, ради Бога, не удивляйся. Ну попробуй, попробуй в конце концов осознать, что говорю я тебе, ну хоть немного мобилизуй свой ум. Всё это пока очень просто для ­человека...

И она продолжала:

— Эта женщинаврач, она очень хоро­шая. Она ­настоящий врач. Мне с ней было легко. Она добрая и открытая. Это я не хотела, чтобы перевели тебя в другое отделение. Другое соответствовало про­филю твоего заболевания, а её нет. Но она просила своих начальников: «Оставьте, я вылечу». Она чувствовала — сможет. Она знала: твои болячки лишь следствие­ «другого». И с этим «другим» она пыталась бороться. Она врач.

 А как вёл себя ты? Продолжал курить, пил сколько хотел, ел и острое,

и солёное, и это при такой сильной язве. Ты не отказывал себе ни в чём, ни в каких удовольствиях. Гдето в подсознании засело, но сам ты этого не подозреваешь, что тебе ничего не страшно, ничего не случится с тобой. Я не сделала ничего хорошего, и, скорее, наоборот. Тёмного в твоем сознании не убавилось, не прибавилось осознанности, воли. Когда ты уже был здоров, поз­дравить её с праздником, женщину, спас­шую тебе жизнь, послал свою сотрудницу, а сам даже не позвонил ни разу. Она так ­ждала