всё тот же непреклонный закон
посева и жатвы.1 Тот, кто поместил все радости свои, всё своё
счастье в вещи этого мира, в земные блага, жестоко страдает, как только он
оказывается лишённым их. Всякая страсть несёт в себе самой наказанье своё. Дух,
не сумевший освободиться от грубых вожделений и скотских желаний, становится их
игрушкой, их рабом. И пытка его состоит в том, чтобы мучиться ими, не имея
возможности удовлетворить их.
LXVIII
Безудержно отчаянье скупца, видящего, как рассеиваются
золото и богатства, собранные его заботами. Он остаётся привязанным к ним,
несмотря ни на что, предаётся ужасающей тоске, отдаёт себя во власть страстям
невыразимого исступления.
Также достойно жалости положенье могущественных гордецов,
всех тех, кто злоупотребил своей фортуной и своими званьями, не помышляя ни о
чём, кроме славы и благополучья, презирая людей низшего положения, угнетая
слабых. У них больше нет ни раболепных придворных, ни
расторопных слуг, ни
дворцов, ни пышных одежд. Лишённые всего, что составляло их земное величье, они
оказываются наедине с самими собой, и в пространстве их ждут одиночество и
нужда.
Ещё более ужасно положенье духов жестоких и
"хищных", злодеев всех мастей, всех тех, кто проливал или заставлял
проливать кровь, тех, кто попирал ногами справедливость. Стоны, проклятья их
жертв звучат у них в ушах в теченье времени, представляющегося им вечностью.
Насмешливые и угрожающие тени окружают их, неотступно преследуют. При этом у
них нет достаточно глубокого, достаточно скрытого убежища, и тщетно ищут они
покоя и забвения. Вступленье в безвестную жизнь, нищета, униженность, рабство -
лишь одни они могут смягчить их страдания.
Ничто не может сравняться со стыдом, страхом души, видящей,
как пред ней непрестанно встают её преступные существованья, сцены убийства и
грабежа; она чувствует себя как бы раздетой догола, насквозь пронизываемой
светом, коий выводит наружу самые затаённые её воспоминания и помышления.
Воспоминанье, это жгучее жало, обжигает её и разрывает. Когда мы познаём это
страдание, мы понимаем и благословляем божественную прозорливость, уберегающую
нас от него во время земной жизни и дающую нам таким образом большую свободу
действия для того, чтобы работать над нашим совершенствованием.
Эгоисты, себялюбцы, люди, озабоченные исключительно своими
удовольствиями и корыстью, также готовят себе мучительное будущее. Любившие
лишь самих себя, никому не помогавшие, никого не утешившие, не облегчившие
ничьих страданий, они, в свою очередь, не находят ни сочувствия, ни помощи в
этой новой жизни. Изолированные, покинутые, они видят, как однообразно и
медленно течёт время. Их душит тоска, а томительная скука сжимает их. Сожаленье
об утраченном времени, о попусту прожитой жизни, ненависть к жалким интересам,
поглощавшим их во время жизни, всё это гложет, снедает их. Они страдают,
скитаются, покуда их не осенит какая-нибудь благочестивая мысль |