Сидхарткха

и тем не менее  были Сиддхартхой. Он видел перед собой голову

умирающей  рыбы  --   карпа  с  бесконечнострадальчески  открытым  ртом,  с

угасающим  взглядом  --  он видел  лицо  новорожденного  pебенка, красное  и

сморщенное,  искривленное  плачем  --  он  видел  лицо  убийцы,  видел,  как

последний  вонзает нож  в  тело человека -- и тут же видел этого преступника

связанным и упавшим на колени, и рядом  палача, отрубающего ему голову одним

взмахом меча. Он видел тела мужчин и женщин, обнаженные, в позах и судорогах

неистовой страсти -- видел  распростертые трупы, тихие, холодные,  пустые --

видел головы  разных  зверей: кабанов,  крокодилов,  слонов, быков,  птиц --

видел  богов:  Кришну,  Агни.  Все  эти  лица  и фигуры он  видел  в тысячах

сочетаний,  то  любящими  и  помогающими   друг  другу,  то  ненавидящими  и

уничтожающими друг  друга, то вновь возрождающимися. Каждое было воплощенным

стремлением к смерти, было страстным, мучительным признанием бренности, и ни

одно, однако, не умирало; каждое только менялось, рождалось вновь,  получало

новое лицо, и все это без всякого промежутка  во времени  между тем и другим

видом. Все эти  образы и лица то находились в покое, то текли,  рождали друг

друга,  плыли кудато и  сливались вместе, а над всем этим потоком постоянно

лежало чтото  тонкое,  бесплотное и  всетаки  имеющее  субстанцию,  словно

тонкое  стекло или яйцо, словно  прозрачная кожа, или скорлупа, или маска из

воды, и эта маска улыбалась, и этой маской было улыбающееся лицо Сиддхартхи,

которого он, Говинда, в эту самую минуту касался своими губами. И эта улыбка

маски, эта улыбка единства над стремительным потоком образований, эта улыбка

единовременности над

тысячами рождений и смертей, эта улыбка Сиддхартхи была

точь-в-точь   такая  же,  как  та   тихая,  тонкая,   непроницаемая,  не  то

благосклонная,  не  то  насмешливая, мудрая, имеющая тысячу оттенков, улыбка

Гаутамы  Будды,  которую  он,  Говинда, сотни раз  созерцал с благоговением.

Так,-- сознавал Говинда,-- могут улыбаться только Совершенные.

     Уже  не  сознавая,  существует ли время, продолжалось ли это созерцание

один миг или целый век, не зная даже, существует ли действительно Сиддхартха

или  Гаутама, Я и  Ты,  словно пронзенный насквозь  божественной стрелой, от

которой сладка и рана, до глубины души  потрясенный и очарованный -- Говинда

еще с  минуту простоял, склонившись  над  тихим лицом Сиддхартхи, которое он

только   что  поцеловал,  которое  только  что   было  ареной   всевозможных

образований,  зарождений и существований.