Сидхарткха

есть Брахма  и в то же время, в той же

самой степени -- камень, маслянистый или  сочный.  И этото  именно нравится

мне; этото и кажется мне удивительным, достойным благоговения.  Но довольно

об  этом. Слова  вредят тайному смыслу. Стоит только высказать  какуюнибудь

мысль  вслух,  как  она уже получает несколько иной характер, звучит немного

фальшиво, немного глупо. Впрочем, и это хорошо и нравится мне. Пусть то, что

один человек считает своим сокровищем и мудростью,  звучит для другого,  как

глупость -- я и против этого ничего не имею.

     Безмолвно выслушал его Говинда.

     -- Почему ты выбрал для  примера  камень?  --  спросил он нерешительно,

после некоторого раздумья.

     -- Я сделал  это  случайно. А впрочем  -- я, может  быть,  и хотел тебе

показать, что я одинаково люблю и камень, и реку, и все вещи, на  которые мы

смотрим  и от которых мы можем чемунибудь научиться.  Камень я могу любить,

Говинда, так

же, как и дерево или кусок коры. Это вещи, а вещи можно любить.

Но слова я любить не могу. Оттогото всякие учения ничего для меня не стоят;

они не  обладают  ни твердостью, ни  мягкостью, у  них  нет цветов, запаха и

вкуса, нет граней  -- они  представляют одни лишь слова. Быть  может, именно

это, именно обилие слов мешало  тебе обрести душевный мир. Ведь искупление и

добродетель, Сансара и  Нирванатакже  одни только  слова. Нет  такой  вещи,

которую можно назвать Нирваной. Есть только слово Нирвана.

     -- Нирвана  не одно  только слово, друг  мой,-- заметил Говинда.--  Это

мысль.

     -- Мысль --  пожалуй,-- продолжал  Сиддхартха.-- Только признаюсь тебе,

мой милый: я не вижу  большого  различия между мыслями и словами. Откровенно

говоря, я не  придаю особого значения и мыслям. Для меня важнее вещь. Здесь,

на  этом  перевозе,  например, моим  предшественником  и учителем был святой

человек, который много лет верил в одну только  реку,  другой религии у него

не было.  Он заметил,  что  река имеет голос, и стал  прислушиваться к нему.

Этот голос стал его  учителем и  руководителем, сама река представлялась ему

божеством.  В течение многих  лет он и не  подозревал, что  каждый  ветерок,

каждое облако,  каждая птица или жук в такой же степени божественны, столько

же знают  и могут  научить,  как почитаемая им  река. Но к тому времени, как

этот  святой ушел в леса, он уже знал все, знал больше, чем я или ты,  и без

помощи учителей и книг -- только потому, что верил в реку.

     Говинда же возразил:

     --  Но разве  то,  что ты называешь "вещами",  представляет  чтонибудь