Сидхарткха

все

новорожденные  уже носят в себе смерть, а  все умирающие -- вечную жизнь. Ни

один  человек  не в состоянии  видеть, насколько другой  подвинулся на своем

пути; в  разбойнике  и игроке ждет Будда, в  брахмане ждет разбойник.  Путем

глубокого  созерцания  можно приобрести  способность  отрешаться от времени,

видеть все бывшее,  сущее  и  грядущее  в жизни, как  нечто одновременное, и

тогда  все  представляется  хорошим,  все   совершенно,  все  есть  Брахман.

Оттогото все, что существует, кажется  мне  хорошим: смерть,  как  и жизнь,

грех, как и святость, ум, как и глупость -- все должно быть таким, как есть.

Нужно только мое согласие, моя добрая воля, мое любовное отношение

--  чтобы

все  оказалось  для  меня хорошим,  полезным, неспособным повредить мне.  На

собственном теле и на  собственной  душе я убедился в том, что мне нужен был

грех, что и  сладострастие, и стремление к земным благам, и тщеславие -- мне

нужны были в такой же  степени, как и мое постыдное  отчаяние,  дабы наконец

отказаться  от противодействия миру, дабы научиться любить его таким, как он

есть, не сравнивая его с какимто  желательным,  созданным моим воображением

миром, с придуманным мною видом совершенства. Вот, о  Говинда, некоторые  из

моих мыслей, до которых я додумался.

     Сиддхартха нагнулся, поднял с земли камень и взвесил его на руке.

     -- Вот камень,-- сказал он,  играя  последним.-- Через некоторое  время

он, может быть,  превратится в прах, а из земли  станет  растением, животным

или человеком. В прежнее время я  бы сказал: "Этот камень --  только камень.

Он  не  имеет  никакой  ценности, он  принадлежит миру  Майи.  Но так  как в

круговороте перевоплощений он может стать человеком или духом, то я и за ним

признаю ценность". Так, вероятно, я рассуждал бы раньше. Ныне же я рассуждаю

так. Этот камень есть камень;  он же и животное, он же и бог, он же и Будда.

Я люблю и  почитаю его не за  то,  что  он  когданибудь может стать тем или

другим, а  за то, что он давно и всегда есть то  и другое. Именно за то, что

он камень, что он теперь, сегодня представляется мне камнем -- именно  за то

я люблю  его и вижу ценность и смысл в каждой из его  жилок и скважин, в его

желтом или сером цвете, в его твердости, в звуке, который он издает, когда я

постучу в  него,  в  сухости  или влажности его  поверхности. Бывают  камни,

которые  на ощупь  словно масло или мыло;  другие напоминают листья,  третьи

песок;   каждый  представляет   чтонибудь   особенное,  каждый   молитвенно

произносит Ом  на свой  манер, каждый