Сидхарткха

тот не  может

любить его, как отца.  Малопомалу он заметил, что одиннадцатилетний мальчик

-- избалованный маменькин сынок,  выросший в  богатстве,  привыкший к тонким

кушаньям,  к  мягкой  постели,  к  покорности  слуг.  Сиддхартха понял,  что

опечаленный утратой, избалованный  мальчик  не  может  сразу  и  добровольно

примириться  с жизнью в такой чуждой и  бедной ему обстановке. Он поэтому не

принуждал его ни к чему, делал за него многие работы, выбирал для него самый

лучший кусок,  утешая  себя  надеждой, что  понемногу,  лаской  и терпением,

приобретет его любовь.

     Богатым и счастливым называл он себя, когда нашел сына. Но время шло, а

мальчик   попрежнему  оставался   чуждым  и  мрачным,  обнаруживал   гордое

строптивое сердце,  не  хотел ничего делать, был непочтителен  со стариками,

опустошал плодовые деревья Васудевы. И Сиддхартха  начал  понимать, что  сын

принес  ему не счастье и мир, а горе и заботу. Но он любил сына, и милее ему

были  горе  и забота,  внушаемые  любовью,  чем  счастье и  радость,  но без

мальчика.

     С тех  пор,  как  молодой  Сиддхартха жил вместе  с  ними, оба  старика

поделили между собой  работу. Васудева стал один справляться с  перевозом, а

Сиддхартха,  чтобы не отлучаться  от  сына,  принял  на себя все домашние  и

полевые работы.

     Долгое время, долгие месяцы  ждал Сиддхартха,  что  сын  наконец поймет

его, примет его  любовь,-- быть  может, ответит взаимностью.  Долгие  месяцы

ждал и Васудева, молчал и не вмешивался. Но однажды вечером, после того, как

Сиддхартхамальчик снова  измучил отца своими капризами и упрямством, причем

умышленно  разбил  обе  имевшиеся в хижине  миски  для риса, он отвел своего

друга в сторону и заговорил с ним о сыне.

     -- Прости,-- сказал он,-- но моя дружба  к тебе не позволяет мне больше

молчать. Я вижу, что тебя мучает, вижу, какое у  тебя горе. Твой сын, милый,

причиняет тебе заботу,  да и мне также. Не к такой жизни, не к такому гнезду

привыкла  птичка.  Ты  отказался  от  города  и  богатства из  пресыщения  и

отвращения, он же против воли должен был покинуть все это. Я спрашивал реку,

друг  мой, много  раз спрашивал ее. Но река  смеется -- она смеется над нами

обоими,  над нашей  глупостью. Вода  стремится  к воде,  молодость тянется к

молодости.  Твоему сыну  здесь не  место -- ему нужна  для правильного роста

другая почва. Спроси и ты реку, прислушайся и ты к тому, что она говорит.

     С горестью

взглянул Сиддхартха на морщинистое лицо друга,  всегда такое

ясное и приветливое.

     -- Но как могу